Мы приветствуем нашего нового отвечающего!

Mdzs Lanxichen@Mdzspa x Jiangcheng@Mdzspa Xicheng.

Цзян чэн послушен. Цзян чэн следует советам своей матери, пусть порой ее советы больше похожи на приказы или откровенные вымогательства. Он покорно слушает ее ровный, иногда нервно сбивающийся в момент раздражения голос, кивает на длинные речи и исполняет с той тщательностью и дотошностью, которую от него требует Юй цзыюань.

Он смиряется и выбрасывает в мусорку фоторамки с совсем ещё свежими фотографиями их с лань сичэнем отдыха на одном из золотых пляжей близ Гонконга. Руки не слушаются, и рамка летит на пол. Осколки стекла закатываются под комод, на котором ранее располагался ещё целый предмет интерьера, выкрашенный в бело - колубую полоску.

- отвратительно, - по слогам изрекла матушка, презрительным взглядом вбивая в пол Цзян чэна и невинную фоторамку со снимком. - как ты мог снюхаться с этим. С этим.

- матушка, как вы можете так говорить. - Цзян чэн вздрогнул, когда рука жёсткой женщины взметнулась к потолку, но сумел удержать себя и не закрыть голову руками в защитном жесте.

- не смей мне перечить! - звон в ушах оглушил Цзян чэна, он рухнул на колени, упершись руками в пол. Осколки прорезали кожу, безжалостно впиваясь в мышцы своими острыми, как бритва, краями. Цзян чэн прикусил губу, проглатывая стон боли и поток слез. -. Эти отношения ненормальны, а если ты их поддерживаешь, то я обязана остановить тебя до того, как станет слишком поздно и скандал выйдет на всеобщее обозрение, пятная честь нашей семьи и компании. Я не думала, что лань цижэнь допустит подобное в своем доме.

- вы не правы. - губы Цзян чэна дрожали, а ноги словно налились свинцом, отчего он не мог даже подняться. - не смейте называть сичэня ненормальным!

Откуда взялась эта злость и внезапная решимость, Цзян чэн не знал. Сильный огонь подавляемой агрессии, затаённой обиды и желания защитить любимого просто сжёг все предохранители и выплеснулся наружу.
Кровь тонкими струйками стекала с тесно сжатых кулаков, вдавливающих вошедшие в мясо осколки ещё глубже.

- Цзян чэн? - послышался быстро приближающийся голос лань сичэня в прихожей, - я слышал крики.

Лань сичэнь каждый день после работы без задержек домой спешит. Он коротко кивает лань ванцзи, оставляя компанию на его с вэй усянем попечение, заводит блестящую ауди и без разогрева гонит ее к собственному загородному дому.

Он Цзян чэна в их общей спальне находит. Сидящим на полу с окровавленными руками и адской злобой в глазах.

Сколько бы раз лань сичэнь не видел подобных картин, привыкнуть к подобному, похоже, не сможет никогда.
Однажды он обнаружил Цзян чэна в ледяной ванной, продрогшим и шепчущим себе под нос гневную тираду о том, что лотосы не могут выжить в такой воде, что они замёрзнут и завянут. Совсем как он.
Места из раза в раз менялись, порой повторялись события или монологи, но к самой сути лань сичэнь никогда не сумеет привыкнуть, ровно как и принять правду.

Он не дышит, когда делает пару шагов прямо в обуви по осколкам стекла и обнимает своими ладонями кулаки Цзян чэна, привлекая его внимание. Получается не сразу. Цзян чэн смотрит словно сквозь сичэня, вверх, туда, где никого нет, но для него, кажется, есть. Сичэнь знает, кто сейчас находится в этой комнате помимо них двоих.

Вот уже два года Цзян чэн наблюдается у лучших психиатров Китая, и те безапелляционно каждый новый прием говорят лань сичэню о том, что шизофрения его мужа прогрессирует. Он слышит и видит голоса умерших родителей и сестры.
Возможно, он видит кого-то ещё, того, кто ночами кроется во тьме и пугает Цзян чэна до истерических припадков, а лань сичэнь остальную ночь коротает за тем, что тихо успокаивающе обнимает его, закрывая собой от внешнего мира. Врачи говорят, что именно этот персонаж может помочь Цзян чэну, а может и свести его с ума, но проверять лань сичэнь откровенно боится.

Сейчас рядом с ним стояла Юй цзыюань, которая вносила самый сильный диссонанс в психическое состояние Цзян чэна. С ней он мог пресмыкаться, словно пёс на привязи дрессировщика, или рваться с цепи, как умирающий тигр из клетки. Столь разные реакции обуславливались внутренним конфликтом Цзян чэна по отношению к матери и привитой ей привычкой подчиняться ее воле, либо пытаться, наконец, сорвать оковы.
Эта женщина и при жизни отравляла существование многим, включая свою семью, но чтобы и после смерти остаться подле сына - это уровень одержимости, которую лань сичэнь не мог объяснить с точки зрения человечности.
Просто раны, нанесенные ей Цзян чэну, были слишком глубоки.
Просто Цзян чэн был слишком одинок и нуждался в любви, чтобы отпустить мать, пусть даже ей была безжалостная мадам Юй.

Просто никто не был готов к тому, что произошло два года назад.

Цзян чэн, наконец, замечает лань сичэня и вначале в его глазах вместо злости мгновенно проскальзывает испуг, детское удивление, а затем - страх. Он не верит Юй цзыюань и не может позволить ей причинить лань сичэню вред. Именно поэтому он сразу же лёгким шагом прямо по острым осколкам заграждает любимого от матери, надменно сложившей руки на груди и кривящей губы в ухмылке. Ему больно от того, что приходится разрываться между семьёй и любовью. Пусть даже семья и не любит его, лань сичэня Цзян чэн считает её частью, а потому ситуация в его голове становится почти нерешаемой и все менее логичной.

От панической атаки его спасает все тот же спокойный уверенный голос и теплые руки на плечах, разворачивающие его прочь от матери. Матушка же словно источала из себя могильный холод, сковывающий его до костей.

- ты поранился, - очаровывающе тянет сичэнь, осторожно отводя Цзян чэна от опасной зоны, - ни я, ни твоя мать, не были бы рады тому, что тебе больно.

Так ли это? Таким образом, если так, то почему ему так больно? И не от порезов, хотя те и саднили чуть сильнее положенного - болевой порог Цзян чэна сильно повысился за эти пару лет. Боль шла изнутри, словно разрывающая его на кусочки. Кусочек - матушке. Кусочек - отцу. Кусочек - шицзэ. Кусочек - лань сичэню. А что же тогда останется ему, Цзян чэну? Как найти себя, если заплутал в чужих желаниях и требованиях, в чужих нереализованных мечтах и устремлениях?

Пока Цзян чэн погрузился в себя, лань сичэнь может обработать раны, вынуть осколки из-под кожи, забинтовать их и достать порцию таблеток из контейнера, распланировано ого на неделю вперёд - и каждый раз все больше сильных препаратов, каждый раз после них Цзян чэн становится лишь жалкой версией себя, тусклой тенью былого вспыльчивого юноши, полного устремлений и надежд, пусть страхи и ответственность уже тогда тяготили его плечи. Лань сичэнь боялся, что однажды Цзян чэн просто не вернётся из забытья, оставшись там, в мире без боли и чувств, где нет ужасной автокатастрофы, унесшей жизни трёх его родных людей, нет болезни и мучительных галлюцинаций, терзающих его разорванные струны души снова и снова.

У моря Цзян чэну лучше становилось. Лань сичэнь готов был продать свою долю акций и оставить работу ради круглосуточного присмотра за мужем, но тот отказался - в редкие моменты здравомыслия Цзян чэн уверял его, что достаточно лишь иногда наведываться к морю вдвоем.
Шум морского прибоя заглушал голоса в голове и давал покой уставшим нервам. Оба могли перевести дух и на короткий промежуток времени представить, что всё у них хорошо. Забыть, расслабиться, отпустить себя и свои эмоции.

Лань сичэнь и Цзян чэн обручились тайно и пусть звали себя мужьями, официально это подкреплено не было, а после развития болезни, Цзян чэн стал с новой силой отталкивать их связь под давлением призрака матери. Та третировала их отношения при жизни и не оставила попыток закопать сына вместе с собой и после смерти.
Лань сичэнь слушал врачей, слушал Цзян чэна и порой терял свой собственный голос во всей этой мешанине быстро несущейся вперёд жизни. Время нестерпимо неслось вдаль, а лань сичэнь не успевал за ним, влекомый на дно тонущим Цзян чэном. Говорят, что утопающий не может помочь такому же тонущему бедняге, но сичэнь не сдавался. Таким образом, если бы хотел, давно бы все бросил и не стал бы тянуть на себе больного мужа, оставил бы его в психиатрической больнице и жил бы полной жизнью.
Иногда он думал о подобном исходе, когда ночи оказывались особенно темными и затягивали в объятия апатии не только Цзян чэна, иногда хотелось опустить руки и сдаться - эта связь причиняла боль обоим, и если у Цзян чэна не было возможности избавиться от боли, то лань сичэнь мог сбежать от неё.

Но лань сичэнь не мог.

И каждый новый день он снова спешил с работы домой, принимал Цзян чэна из рук присматривающей за ним медсестры и говорил, отвлекал, вытаскивал его из кокона болезни хоть на мгновенья, видя в глубине глаз разум, благодарность и безмерную усталость, и искреннюю любовь, как в тот день, когда они обменялись кольцами, которые все ещё опоясывают из пальцы.