Эскиз спектакля как повод для разговора о Пушкине.

Театральный мир - разнообразен. Погружаясь в него, можно встретить самые разные жанры и формы представления драматических произведений, какие-то из них выглядят новаторски, какие-то - возвращают к давним, подзабытым театральным традициям. Формат публичной читки пьесы относится, скорее, ко второму варианту, однако в последние годы стал весьма моден, в том числе и в столичных театрах.

В пушкинский день России, 6 июня 2025, в синем зале музея истории костромского края на суд публики была представлена постановка именно в таком формате: театр - студия "Другое Дерево" знакомил зрителей с пьесой Михаила Булгакова "последние дни". Перед началом представления главный режиссёр театра Лариса павловичева сказала, что это не спектакль, а эскиз спектакля, близкий по своей форме к "Театру у Микрофона". Непривычно, конечно, театральное представление в большей степени слушать, а не смотреть - но ведь главным орудием воздействия на умы и сердца, которым пользовался Александр Пушкин, было слово - так почему не послушать слово о Пушкине? Слово, написанное другим талантливым русским писателем и драматургом - Михаилом Булгаковым. Слово, которое, будучи произнесённым в театральной постановке, даёт повод (никогда не лишний) поговорить о Пушкине.

… театр "Другое Дерево" отличается нестандартным подбором репертуара - в нём ставятся пьесы малоизвестные и довольно необычные. Это в наши дни - редкость, ведь на "Раскрученные" произведения легче продавать билеты, легче на них зарабатывать. Пьеса Булгакова "Александр Пушкин", второе название которой - "последние дни" - вынесено на афишу, необычна уже тем, что, несмотря на заглавие, Пушкина в ней нет. Нет как персонажа, который хоть как-то активно проявляет себя, произносит хотя бы слово. Два эпизода - в одном он тенью стоит у колонны на балу, в другом - его, раненного, вносят в квартиру на мойке - и всё. Среди густонаселённого пространства пьесы он больше не появляется. Но - постоянно присутствует в разговорах, точнее так: все разговоры ведутся только о нём. Дома, в жандармерии, на балу, во дворце - он всюду, как воплощение духа своей эпохи, которую мы до сих пор называем пушкинским временем. А не бенкендорфским или николаевским, к примеру. Искреннее восхищение и не менее искренняя зависть, злословие и переживание за него, интриги и сплетни …. Вот та словесная канва, на которой время вышило узор его судьбы. Вышило разными нитками, но в конце взялось за тёмную, которая оборвалась - нет, не внезапно - но так трагически. Словесная канва, ставшая фоном для пушкинского слова. И насколько эти разговоры бледнее и мимолётней поэзии, которую они пытались заглушить!

… место, в котором происходил показ театрального эскиза, само по себе вполне способно играть роль театральных декораций - интерьер зала дома губернатора вполне соответствует пушкинской эпохе. И поскольку пьеса, как я уже сказала, сплошь состоит из разговоров, можно было представить, что персонажи в исполнении актёров, одетых почти исключительно в белые одежды, беседуют, собравшись в светском салоне или бальной зале. Конечно, восприятие несколько сбивала озвучка авторских ремарок и то, что некоторые актёры читали текст сразу за нескольких персонажей, но в целом это не сильно отвлекало от текста. Задача "Показать Пьесу", озвученная в самом начале вечера, была достигнута.

… не дают мне покоя эти разговоры. Светские беседы, напыщенные суждения. Сатирический талант Булгакова, позволивший показать всю их суетность, примитивность, мелкотравчатость, создал особенно трагический контраст с периодически звучащими в пьесе пушкинскими строками. И даже если б они не звучали в постановке - мы же все их помним! Впрочем, каких разговоров можно ждать от светского общества? Библиофил, который к книгам относится не как к источнику радости от чтения, а чуть ли не как к предмету интерьера - "Книга - она не для Того, Чтобы её Руками Хватать" - собиратель, сортирующий авторов на "первых", "вторых" и остальных, ссылающий книгу Пушкина в "шкаф номер тринадцать" в дальней комнате, потому что услышал за обедом, что он уже не первый поэт. Сплетники, которым интересней обсуждать не произведения, созданные поэтом, а его личную жизнь и слухи, опутывающие её липкой паутиной. Кто из них способен Пушкина понять? Жуковский. Азя гончарова. Никита. Шпик, который под видом часовых дел мастера всегда "при Объекте". Но их голоса тонут в общем хоре "Света" - того самого, против которого Пушкин, говоря словами Лермонтова "восстал … один, как прежде … и убит! " Поручик Лермонтов появляется в конце спектакля, читает стихотворение, взобравшись на фонарь. Конечно, этот эпизод придуман Булгаковым от и до. Но как пронзительно придуман! Затихло слово одного поэта - и зазвучало слово поэта нового, потому что поэтов убить возможно, а поэзия в России - бессмертна.

Текст: Зинаида варлыгина. Фото: Татьяна варлыгина, Зинаида варлыгина. Айкострома Кострома костроматеатральная.