Так уж получилось, что за 7 лет в покровском - на - сити я успела пожить в четырёх местах.

Последние два с половиной года с мужем и двумя маленькими дочками в деревянном доме на высоком берегу речки каменки. Это старое, но ещё крепкое жилище опустело после смерти его хозяина Михаила Ивановича Жукова, и школа купила его для нашей семьи. До места работы мне стало рукой подать.

Переехали мы в этот дом накануне нового 1985 года. Оставаться до весны в колхозной квартире не захотели, потому что две предыдущих зимы там мёрзли, спасаясь только обогревателями. И рождение в конце ноября второй дочери торопило нас с переездом. Уже из роддома мы привезли её с насморком, и я опасалась, что в холодной квартире у малышки будет рецидив или осложнение.
Вообще-то ещё до ухода в декретный отпуск я сказала директору школы, что, возможно, уволюсь после декрета, потому что мы с мужем начали задумываться, не уехать ли нам куда-нибудь, где с детьми жить будет более комфортно. Валентина Анатольевна попросила не торопиться с увольнением и пообещала купить нам дом. Слово своё она сдержала. Купленное жильё нас устроило. Да и село покровское - на - сити мы оба успели полюбить, и работать нам здесь нравилось, и с окружающими людьми отношения были хорошие. И я, и муж городом не бредили, деревенский уклад жизни был нам по душе, поэтому мы отказались от неожиданно поступившего предложения переехать в Углич. Меня позвали преподавать русский язык и литературу в родном педучилище, а мужу обещали найти работу в районной или городской администрации.
Сделав свой выбор и приняв купленный дом, мы стали готовиться к переезду в него: протапливали понемногу печки, одновременно делая кой-какой ремонт.
Моя мама приезжала из дубца, чтобы присмотреть за внучками, пока мы всем этим занимались, хотя и не одобряла нашего решения остаться на сити.
В день переезда дом был с утра натоплен, но вечером мы всей семьёй забрались на русскую печку. Старшая Оля, который было уже полтора года, сидела на подушке в углу у перегородки и приговаривала: "тёпо! Тёпо! " ( Тепло. Младшую наконец - то раздели до лёгкой распашонки, и она тоже блаженствовала. А потом муж предложил поднять наверх ванну и искупать малышку прямо на печке. Так мы и сделали. Уснула Танюша рано и проспала всю ночь в своей кроватке спокойно, потому что дышалось ей хорошо.
Когда мы ещё только начали понемногу прогревать печки, я вспомнила, как в детстве, вернувшись из школы домой, доставала из русской печи чугунок со щами, или пшённую кашу в глиняной плошке с зарумянившейся сверху пенкой, или тушёную картошку. От одного воспоминания уже слюнки текли!
Поэтому, хотя в этом доме была ещё небольшая печка с духовкой, я решила попробовать что-то готовить к обеду именно в русской печи. Получилось! Правда, пришлось купить глиняную плошку, потом "Утятницу", а небольшой чугунок мне дала мама.
Большую печь я топила рано утром, поэтому успевала всё помыть, почистить, порезать и сложить в подходящую посуду. Когда дрова прогорали, я отгребала горячие угли с по да в сторонку, задвигала чугунок или плошку на освобождённое от углей место и закрывала устье печки заслонкой. Всё! Мои хлопоты заканчивались на этом. Теперь работать начинала печь. Через некоторое время я задвижкой перекрывала дымоход, чтобы она дольше не остывала.
Это уже потом я узнала, что такой способ приготовления пищи называется "Томлением" и считается самым правильным, т. к. в этом случае в готовом блюде сохраняется наибольшее количество полезных веществ из тех продуктов, что вошли в его состав. Про удобство такой готовки я уж и не говорю. И пища в печи до самого обеда горячей оставалась. А вкусной какой она была!
Вообще, русская печь в доме деда Михаила была уникальным сооружением. Как объект интерьера она делила самую большую комнату в ситском пятистенке на три зоны: небольшую кухню, узкую прихожую и собственно жилую. Печь хорошо прогревалась, не требуя большого количества дров. Она компактной была. Её верх ( "Лежанье") был гладким, словно отполированным и как будто политым шоколадной глазурью. Сноха умершего хозяина дома Лидия Михайловна говорила, что печь сложена очень давно и обмазана глиной, замешанной на бычьей крови. Поэтому на ней и трещин не было.
Русская печка стала для наших девчонок и местом для игр, и спортивным тренажёром. Сначала на печку мы их сажали, потом стали учить самих залезать наверх по ступенькам ( "Приступкам"), затем спускаться вниз, что было сложнее и опаснее. Но зато освоенными умениями они гордились и, приезжая к бабушке Гале в дубец, демонстрировали их уже на её печке.

А вот обеспечить семью водой на новом месте стало труднее. Её требовалось много: пищу приготовить, искупать девчонок, постирать. Сначала стирка была ежедневной: пелёнки, подгузники. Памперсов тогда не было, купить колготки того же 12 размера было у нас очень трудно. Детской одежды было не так много, но менять её надо было часто.
Колодец далеко был. Муж, чтобы зимой не ходить по утрам по 2 - 3 раза к нему с вёдрами, заказал деревянные санки М. и. Кононову из овинчищ, приделал к ним ящик, в него ставил четырёхведёрный бак и в нём возил воду. А уж полоскать я, естественно, стала ходить на речку каменку. Зимой , внимание, только в сильные морозы вода между валунами покрывалась льдом, но его легко было прорубить маленьким топором, захваченным с собою. Стоять посреди реки на плоских камнях, которые лежали здесь, было удобно. В проточной воде бельё прополаскивалось хорошо и быстро.
Мастер Гусев из нового мерзлеева сплёл нам из очищенных прутьев большую корзину (она "Жива" до сих пор. В ней очень удобно было носить бельё на речку.
Пока одна дочь была в садике, а другая спала, я отправлялась на каменку. Чтобы сэкономить время, стала зимой съезжать с крутого берега, на котором стоял наш дом. Садилась на снег, подстелив клеёнку, ставила корзину с бельём на колени, отталкивалась и катилась вниз почти до самой речки. Назад взбираться было труднее, но всё равно я поднималась в гору, прокладывая тропинку почти параллельно спуску. Сначала корзину ставила повыше, а затем карабкалась к ней. Зато сразу оказывалась у своего крыльца. Кстати сказать, моей тропой стали пользоваться и другие женщины из окрестных домов.
Когда изредка нас навещала мама, она, глядя под Горку, вздыхала и говорила: "господи, да тут шею свернуть можно, если оступишься и упадёшь! " Я только посмеивалась.
Но однажды всё-таки пожалела себя до слёз.
Это было уже на вторую зиму нашего обитания в доме на берегу каменки. Муж уехал в командировку, старшая дочь пожаловалась на живот, и в детсад я её не повела. С утра затеяла стирку. После обеда, уложив младшую спать и собравшись на речку полоскать бельё, я дала Оле большой лист бумаги, карандаши и попросила нарисовать для бабушки картинки, на которых было бы видно, как внучки живут, чем занимаются, где гуляют. Словом, рисуй, доченька, всё, что хочешь. Раньше Оля мои письма родным разрисовывала, а теперь своё послание пусть напишет - нарисует. Она охотно взялась за дело, а я отправилась на реку.

Когда вернулась, дочь уже ждала меня с просьбой посмотреть готовые картинки и, ясное дело, её похвалить. Я же, поставив корзину с немного подмороженным бельём в прихожей, попросила дочку чуть-чуть подождать: "устала я, доча! Сейчас немножко отдышусь, попью, и ты мне всё покажешь! " Пить очень хотелось, потому что, карабкаясь наверх, я очень торопилась и даже вспотела. Зайдя на кухню, обнаружила, что в чайнике воды нет, да и в ведре на донышке. Я поняла: надо идти к колодцу.
Пришлось погрустневшую Олю просить потерпеть, пока мама ходит за водой.
" Папа приедет из командировки, опять пряник ярославский привезёт. Помнишь, какой он вкусный? Надо будет чай с ним пить, а воды нет. Подожди ещё немного! Книжку вот возьми, посмотри, -" уговаривала я дочь. Оля согласно кивала головой, а я ей ещё задание давала: " если Таня проснётся, ты игрушки вот эти положи ей в кроватку и посиди рядом! Торопливо шагая с вёдрами к колодцу, я надеялась, что там никого не будет. Но, увы, пришлось в очереди стоять. Правда, минут через десять меня пожалели и пропустили вперёд.
Поднимаясь на крыльцо, я прислушалась. Было тихо. Уже хорошо! Зашла в дом и увидела Олю у маленькой печки с веником и совком в руках. Пока на кухне ставила вёдра, очки с мороза совсем запотели. Протирая их, вышла в прихожую, стала раздеваться, спрашивая дочку: " ну, что ты тут делаешь? "Оля Громко Отрапортовала:"тебе помогаю! " Повернувшись, я подумала, что плохо протёрла очки, поэтому мне и кажется, что пол у печки какой-то серый. Глянула: и бельё в корзине серое. Не сразу поняла, что всё засыпано золой. Я только и смогла вымолвить: "Оля, зачем ты это сделала! Видимо, мой тон напугал её, и она уже тише повторила: "я тебе помогала! " - И заплакала. Тут и у меня полились слёзы: мне было жалко дочку, жалко себя! Опять идти на реку и ещё раз полоскать бельё у меня уже не было никаких сил! К нашему плачу подключилась и проснувшаяся в соседней комнате младшая. Только тогда до меня дошло, что я, вообще-то, мама.
Вечером приехал муж и привёз из Ярославля не пряник, а мороженое в вафельных стаканчиках. Настроение у Оли сразу поднялось, и она, отведав мороженого, рассказала папе, как выгребала золу из "Дува ла" (поддувала) в корзинку, потому что ведро не нашла. Мама всегда так делает, когда печка плохо топится. Только зола везде насыпалась, и мама плакала.
Маленькой Тане всё это было неинтересно. Мороженого ей не дали. Но Танюша не очень и огорчилась: она же не знала, что это такое, и, вообще, днём Таня хорошо выспалась. А сейчас она забралась к папе на колени и решила на всякий случай покрепче обнять его за шею, так как надеялась, что папа тогда перестанет слушать Олю и маму, а посадит Таню на плечи и будет бегать с ней по дому и кричать "иго - го", а она будет смеяться!

Фотографии: 1. дом на берегу каменки.
2. дед с внучками спустя 27 лет решили пройти по "Пути Трудовой Славы" бабушки - спуститься к речке. 3. Оля. 4. олино письмо - рисунок. 5. Таня с мамой.