Любишь ли ты бабло так, как люблю его я?

- Думаешь, почему у меня есть бабло, а у тебя нет?
Толстяк плечами пожал. А я продолжил:
- Потому что у тебя психология бедняка. Тебе дай бабло, ты его тут же истратишь. Купишь себе дерьмовые штаны и ботинки. А бабло не любит, когда его тратят. Бабло нужно копить. Не где-нибудь в банке, и ни упаси бог в швейцарском. Нет! Дома. Пусть лежит, радует глаз!

Я вдохновленно повел холеной рукой и добавил:

- Тысяч сто пусть валяется в туалете под ковриком, тысяч пятьдесят - шестьдесят в прихожей. В раме зеркала мелочью и россыпью. В гостиной пусть лежит тысяч восемьсот или девятьсот, солидной комнате солидную сумму. Тогда и миллиона не жалко. В спальне пару миллионов, под кроватью. Как будто спрятал. Под подушкой пару тысяч. Долларов. В ванной комнате возле спальни пусть лежат золотые слитки, и интерьер украшают, и вообще, мало ли пригодятся.

Толстый усмехнулся:
- Как ты вообще в тюрягу попал, не мог что ли откупиться, отмазаться?

Ишь, придурок. Отмазаться.
- Набежали журналисты, визг - писк подняли. Бабло начали на камеру считать, изымать повсюду. Я уж решил не сахарный, посижу немного, весь переполох пережду. А потом, ну не знаю. В другой город поеду. Туда, где меня никто не знает, баллотируюсь снова мэром, авось прокатит или вообще губернатором.
- Значит ты взятками баловался?
- Ну а как еще … сердце у меня просто доброе. Одному помог местечко в центре города под застройку выделить, другому квартирку служебную в собственность оформить, третьему ребенка в вуз престижный устроить. А все это стоит денег и не маленьких. Говорят, не делай добра не получишь и зла, сдал кто-то меня. Кто-то свой. Кто-то кому я вот так вот руку помощи протянул. Но ничего. Меня баблишко любит, и я его люблю, выйду на свободу еще накоплю. Больше прежнего. И памятник поставлю золотому унитазу возле мэрии.