Рыжая любовь, или поздние откровения.

Мы познакомились на павелецком вокзале - она приехала из посёлка, что близ Саратова, покорять Москву. Провинциальное происхождение ничуть её не смущало: она выходила из поезда столь уверенно, словно весь мир уже принадлежал ей. Эта уверенность сочеталась с отчаянным любопытством: головой она крутила так, что я удивлялся, как справляется её вестибулярный аппарат.

Присущая молодости наивная открытость была запредельной: она была готова знакомиться с каждым, кто проходил мимо. Молодая, красивая, огненно-рыжая, полная энергии и бурлящих чувств, она, без сомнения, привлекала внимание окружающих.
Женщина, сопровождавшая новоявленную москвичку саратовского происхождения, пожелала счастья и убыла в обратный путь. Я наклонился к рыжей красотке, улыбнулся и сказал:
- Поехали домой! Не переживай, не обижу!
Она и не переживала: чуть наклонив голову, внимательно посмотрела на меня глубокими тёмными глазами и … неожиданно горячо чмокнула меня в губы! Я засмеялся, а она прижалась ко мне и не отлипала до самого дома, продолжая, однако, усиленно сканировать окружающее пространство, с наслаждением вбирая окружающую её новизну.
Пригородно - саратовское воспитание не вложило в её прелестную головку ни знаний, ни правил поведения. Пришлось всему учить её с нуля. Она включалась в занятия с удовольствием, но мешал горячий темперамент: отвлекалась на телевизор, на доносившиеся из-за стены разговоры соседей, на звуки улицы - её интересовало решительно всё.
В свою кровать пускать я её поначалу не хотел, в комнате места не было, и я соорудил ей постель на кухне. Под утро она просыпалась и хныкала как маленький ребёнок, требуя внимания. Первые дни я терпел, но она после нытья вновь засыпала, я же потом уснуть уже не мог. Ругать это рыжее чудо не хотелось, да и не за что было, поэтому в конце концов я не выдержал и разрешил ей досматривать утренние сны в моей постели, каждый раз строго указывая лежать на другой стороне кровати. Однако каждый же раз, проснувшись, я обнаруживал её возле себя, вальяжно потягивающуюся и совершенно не желающую отодвигаться.
Шило в известном месте не позволяло ей сидеть ни секунды: всё время надо было чем-то заниматься, куда-то бежать … многие предметы домашнего интерьера пали жертвой этого безудержного неконтролируемого движения: так, почили в бозе горшок с цветком, оказавшиеся на её пути по дороге к окну - кто-то что-то кому-то крикнул на улице, и ей, разумеется, надо было немедленно выяснить подробности уличной перепалки.
Однажды ночью она здорово поранилась на улице разбитым стеклом. Дома мы обработали и забинтовали рану, кровь перестала идти, но от беспокойства я так и не смог заснуть. Утром мы в клинику поехали. Врач сказал, что надо оперировать, мелкий осколок остался в ране. Я сидел рядом, успокаивал, отвлекал, шептал ей на ухо всякую чушь. Операция прошла нормально, рану зашили, но заживало долго. Впрочем, уже на следующий день в месте нахождения шила засвербило, и владелица этого места вновь включила вторую космическую скорость.
Меня здорово вымотали переживания той бессонной ночи, а операция и вовсе оказалась невообразимым стрессом. По возвращении домой мы завалились спать, но я постоянно просыпался, вскакивал и проверял, всё ли в порядке. Вскочив в очередной раз и гладя по голове спящую обормотку, на меня вдруг снизошло: наше совместное проживание переросло в нечто большее, и эта рыжая бестия стала не просто сожительницей, а кусочком моего сердца.
А потом она уехала к родственникам в деревню за четыреста вёрст от Москвы - так было оговорено изначально. Я сам её отвёз, провёл там неделю и уехал, оставив рыжую красавицу на попечение хозяев дома. Мы оба очень переживали - в день моего отъезда она ушла в другую комнату и даже не вышла проводить: как потом рассказывали родственники, так и просидела одна в комнате до самого утра.
Впрочем, молодым долго переживать несвойственно. Сейчас она живёт полной жизнью, обретя значительно б льшую свободу, чем была в московской квартире: любит гулять по лесу, обожает охоту и рыбалку, ранним утром встречает на берегу реки рассветы, а вечерами на холме провожает закаты.
Вы спросите: где же фото этой рыжей красоты? Да вон, на моей аватарке! Знакомьтесь: ирландский терьер Тори, она же трюня, трю, трюндель, труфальдина Юрьевна. Воспитывалась мной с двух до восьмимесячного возраста, после чего была отправлена к пожилым родственникам, для которых, собственно, её и взяли из питомника.
Лишь в том случае, если бы речь шла только о явившейся мне в виде откровения любви к этому существу, это не стоило бы столь подробного публичного изложения. Но Тори, сама того не ведая, подарила мне ещё одно откровение, настигшее самовлюблённого эгоистичного мужчину , внимание, только в середине пятого десятка зачастую не очень правильно прожитых лет.
Расставание с Тори не привело к мучениям и терзаниям, редкость встреч не привела к охлаждению и забыванию. Мне просто становилось хорошо и спокойно от рассказов родственников про её жизнь, успехи и радости, от знания того, что с ней всё в порядке. Я неожиданно обнаружил, что сильнее желания (очевидно, не реализуемого) иметь её рядом оказалось желание того, чтобы у неё всё было хорошо.
В детстве любовь была эгоистичным зеркалом: я любил тех, кто заботился обо мне. В подростковом возрасте к этому добавилось сексуальное влечение. В дальнейшем на это наслоилось много чего, в том числе желание единоличного обладания и жажда самореализации путём переделки другого человека и чрезмерной заботы о нём: разумеется, самолюбие требовало соответствующей оценки. В какой-то момент, не получая желаемой отдачи, я попросту разочаровался. Но отношение к Тори показало, что всё не так: прежде всего важно желание, сохраняя себя, дать объекту любви быть счастливым. Только в том случае, если объект испытывает такое же стремление к любящему, то счастье усиливается многократно.
Всепоглощающая жажда обладания - это страсть, когда лейтмотивом отношений становится "я без тебя жить не могу! Забота ради оценки, жертва ради жертвы - это вообще гордыня, вселенский грех, каким бы несчастным альтруистом и идеалистом не выглядел жертвующий. Любовь - это гораздо больше. Это уверенное в себе чувство, сохраняющее и жажду обладания, и заботу, но во главу угла ставящее совсем иное.
Нет, я не против эмоций, наоборот: сильные эмоции - это прекрасно! Но если это не только страсть, если это чувство достойно называться магическим словом "Любовь", то никакие самые сильные эмоции не затмят желание, чтобы объекту любви было хорошо, вне зависимости от того, как это повлияет на возможность обладания и на собственную самореализацию. Это в полной мере применимо и к родительской любви, и к сыновней, и к братской, и к любой другой.
Наверно, это откровение мои читатели, особенно женщины, особенно имеющие детей, посчитают всем известными прописными истинами. Что ж, возможно, я слишком долго продирался к этой истине через тернии собственной души. Но сейчас я готов к отношениям с открытыми глазами, не только испытывая, но и осознавая свои желания и мотивацию. И я благодарен за это Тори, которая, не будучи человеком, первее всех людей дала мне возможность прийти к такому осознанию. Писательскиймарафон_будублогер 7.