- Сына, сходи, выбей ковры во дворе!

12.06.2017 в 18:54

Не знаю никаких "нет"! Иди и выбивай!
С этих слов достопочтенной матери началось утро славы Сычева. Ему было семнадцать лет, он жил с родителями в старой двухкомнатной хрущевке, имел собственный компьютер, на котором практиковался в программировании и убийствах интернетной нечисти. В данный момент он только открывал глаза после недолгого сна.

В комнату вошла полная невысокая женщина в фартуке и с бигуди в без того вьющихся темно - пепельных волосах. Она подошла к кровати, на которой лежал ее сын, и легким ударом руки по голове разбудила славу.
- Ковры в коридоре, - сказала она и вышла.
Но слава не спешил вставать, он продолжал лежать в постели с закрытыми глазами. Что его ждет сегодня? Очередной бессмысленный день. Сначала ковры, затем пека, а потом и спать надо ложиться. Скучно.
Вот если бы все было так, как он хочет! Хоть что-нибудь из его желаний, одних и тех же, загадываемых каждый новый год, каждый день рождения, вот бы хоть одно из них сбылось! Одно. Но какое.
"Чтобы эти Чертовы Никому не Нужные Ковры Делись Куда-нибудь", - подумал слава, но тут же осознал, что это слишком мелко. А что тогда? Чтобы исчез Ерохин? "Не Будет Ерохина - Найдутся Другие", - справедливо решил Сычев. Чтобы дражайшая мать изменилась? Внешне? Внутренне? Но тогда нужно, чтобы исчезли все религии на свете, и она не заглядывалась на них, а это в принципе невозможно. Батя? Нет, он вполне устраивает. Да, у него есть и недостатки, но у кого их нет? А тогда быть может. Таня. Таня енотова. Пусть она обратит внимание на него, на славу! Тогда он счастливее всех будет! Да нет, не буду. Она и обращает, да и не нужно все это. Смысла нет". А может, дело в нем самом? Измениться стоит ему? Нет! Меняться под него должен мир, все-таки это его желания, а не желания остальных.
Разозленный на самого себя слава встал с постели и пошел на кухню. Там его ждала пара бутербродов с колбасой и чай - то, чем он должен был позавтракать, прежде чем идти заниматься с коврами. Поев, парень оделся в "Приличную" одежду, которая ничем не отличалась от "домашней", кроме как названием. Старая футболка да вытертые джинсы - вот и готов образ замшелого хикки!
Ковры и правда его в коридоре ждали. Это были совершенно обыкновенные, ничем не привлекательные, стандартные напоминания советского времени и яркие маяки советской роскоши. Два ковра были поменьше, третий - побольше. Те два были хорошо известны ему, это были дорожки, которые лежали в комнате родителей. А третий.
- Мам, а что за ковер еще тут лежит? Какой-то незнакомый. Две дорожки и еще какой-то.
- А, это я у отца в гараже нашла. Он мне понравился, я и взяла.
Получив ответ, Сычев взял в руки ковры и выбивалку и устремился на улицу.
Во дворе гуляли дети, маленькие мальчишки и девчонки лет пяти - шести. Никогда слава не любил детей. И дело даже не в том, что они требовали слишком много усилий, труда и времени, а в том, что и его, ребенком, никто особенно не любил. Да и сейчас не любит. Так, отец иногда проявляет к нему внимание, все-таки его мучает совесть, а мать, скорее всего также мучимая совестью, закрывая глаза на эти душевные порывы своего сердца, оставалась такой же холодной, требуя, но не отдавая ничего взамен.
У железной балки, на которой обыкновенно выбивали такие же ковры, стояли пара ребятишек.
- А ну брысь отсюда, - прохрипел слава. Дети рассмеялись и стали строить ему рожи. Сычев одного по голове выбивалкой пристукнул. Удар был несильный, ребенок бы и не пострадал, но мальчуган завопил:
- Лупит! Издевается! Фашист! Маленьких бьет! Такой взрослый, а маленьких бьет!
Дети убежали. Слава сложил ковры у балки и, взяв тот незнакомый палас и вывесив его, принялся выбивать. Из тканевого четырехугольника летела вековая пыль. Ее было так много, что вскоре парень сам покрылся плотным слоем пыли. Но, в целом, это было нормально. Этого следовало ожидать от старого, давно спрятанного, нечищенного ковра. Вот только вдруг в его середине стали появляться дыры, заполняемые серым гелем. Это удивляло. Сычев этого геля коснулся. Его рука углублялась все больше и больше, а с обратной стороны не было никаких изменений. Вдруг ему в голову прилетел мяч.
- Смотрите, где играете! - Крикнул парень, прибавив пару бранных слов.
Повернувшись назад к ковру, он потянулся к нему, поскользнулся и весь провалился в серый гель.
Слава рядом с ковром очнулся. Непонятно, сколько прошло времени. Вероятно немного: те дети, что кинули в него мяч, все так же продолжали играть на площадке. Встав, отряхнув с себя землю, он, с толстым слоем ковровой пыли, ровно лежащим по всему телу, решил пойти домой и отмыться, потому что стал задыхаться.
Около подъезда не было так сильно надоедающих ему бабок, сидящих на лавке. Да и лавка была удивительно усовершенствована. Войдя в подъезд, даже такой невнимательный человек, как Вячеслав Сычев, мог бы заметить отменный ремонт. "Бред. Это какой-то бред", - подумал парень, подойдя к двери своей квартиры. Войдя внутрь жилища, он обомлел. Квартиру было не узнать. Это нельзя было назвать ремонтом, это была просто совершенно иная квартира, с иной, казалось, планировкой, с иной мебелью, иным интерьером. Еще раз слава номер на двери проверил. Нет, 69, все верно. Вдруг из коридора вышла девушка. Ну, как девушка. Женщина. Женщина лет тридцати пяти, может, сорока, стройная, но невысокая, с темно - пепельными кудрями, очень привлекательная, даже красивая.
- А, Славушка, заходи, милый. Что это у тебя? Ковры? Странно, конечно, но почему бы нет? Положи в кладовку пока. Таким образом, если хочешь перекусить - возьми что-нибудь в холодильнике. А я пока.
- В церковь? - Перебил ее парень.
- Церковь? Что за церковь? Были какие-то церкви тысячу лет назад, но сейчас это только как памятник. Сынок, ты хочешь в музей? Ты уж очень пыльный весь. Отмойся, и, может, съездим. А я пока поеду к бабушке. Ты не брал ключи от вертолета?
- Вертолета! - Вскрикнул слава.
- Какой-то ты странный сегодня. Моего вертолета, имею в виду или отцовского.
- У нас два вертолета!
Женщина подошла к сыну и рукой коснулась лба.
- У тебя все хорошо? Ничего не болит? Жара нет? - Беспокойно спросила она.
- Нет, - еле протянул он. - Так что с вертолетами?
- Сынок. В нашем веке у всех вертолеты. Ну, или ранцы реактивные. Без них уж как-то и стыдно. А! Вот и ключи!
Женщина протянула руку к верхней полке шкафа, достала маленькие ключи.
- Ну, я прибуду вечером. Ждите. Отец придет - поешьте суп.
Она схватила легкую кожаную куртку, маленькую сумочку, висящую почему-то на вешалке, и выбежала из квартиры.
Как только дверь захлопнулась, слава рухнул наземь и закричал. Единственное, доступное чьих-либо ушей из слов, которые он выкрикивал, было: "это моя мать! Накричавшись, парень встал на ноги, прошел в ванную, умылся и стал думать. "Дело в ковре, дело однозначно в нем! Он прибежал в коридор, достал злополучный палас и развернул его. Ничего не было. Это был обыкновенный коврик, каких здесь миллионы. Или не здесь. В любом случае, каких миллионы там, где он привык быть.
А между тем слой пыли, который продолжал на нем лежать, начал окончательно надоедать. Решив, что это все-таки его дом, парень отправился отчищаться. Наведя марафет и решив, что оставаясь дома, он ничего не выяснит, слава вышел на улицу. Пройдя около тридцати метров, глубоко задумавшийся Сычев столкнулся с Ваней Ерохиным.
- Ваня?
- С - с - сыч, ты это. Прости. Я не видел, куда шел. Ток не бей, пожалуйста.
Сказать, что слава удивился - не сказать ничего. Ваня Ерохин всегда был сильнее его, всегда был грозой всех неугодных, как вдруг.
Как вдруг раздался писк домофона и из подъезда выбежала Таня енотова, прекрасная Танечка, с пламенной косой и удивительно совершенной фигуркой. Она к ване и славе подошла.
- Ваня! Что ты делаешь здесь?
- Ничего, Таня. Ничего.
- Тебе что-то нужно?
- Ничего, Таня. Ничего.
- Ну тогда иди отсюда! - Крикнула она и, обвив руками шею Сычева, поцеловала его. - Ну что, Славочка, пойдем? Мы же собирались пойти погулять.
Взявшись за руки, они пошли куда глаза глядят. "Нет, - думал он во время прогулки. - Нет, это невозможно. Не бывает так, чтобы всё сбылось. Это невозможно! Мимо пары прошла стайка симпатичных девушек, завидев славу, которые захихикали, закрыв ручками улыбки. Но это не было то насмешливое хихиканье, которое он так часто слышал. Что-то теплое в его груди крепло. Что-то сильное, какая-то уверенность. Он начинал верить в себя. Его рука посильнее руку Тани сжала. Да, она живая. Она рядом. Это было очень странно, но очень приятно.
- Почему ты все время молчишь? - Спросила енотова. - Давай поговорим о чем-нибудь?
- А о чем?
Девушка осеклась. Она не знала, о чем говорить. Она влюбилась в него просто так, из-за какой-то странной привлекательности. Она влюбилась в него по той же причине, по какой в родном мире Сычева она любила Ерохина. Просто так.
Они по городу целый день шатались. Лишь вечером голодный, как волк, но счастливый, Сычев возвратился домой. Там его ждал батя, который один единственный не изменился. Мать еще не приехала.
- Сына, нужно серьезно поговорить.
Он притащил на кухню, где сидел слава, тот самый ковер.
- Где ты его взял? - Спросил отец.
- Мать дала выбивать. У тебя в гараже лежал.
- Какая мать? Эта?
Он на фотографию стройной женщины указал.
- Нет, - ответил Сычев - младший. - Объясни мне, где я нахожусь. Это - параллельная реальность? Место, где все мои желания сбываются?
- Можно сказать и так. Я сам через этот портал путешествовал. Ты попадаешь туда, куда хочешь попасть больше всего.
- А куда попадал ты?
- На ликероводочный завод. Но это неважно. Не обо мне речь. Сейчас надо решить, как тебе выбраться.
- Но я не хочу выбираться.
- Ты должен. Это - не твоя реальность. Сейчас ты этого не замечаешь, но скоро этот новый мир будет поглощать тебя, пока не растворит в себе полностью. И ты уже никогда не сможешь вернуться назад. Ты отовсюду исчезнешь.
- Стой. А откуда ты знаешь все это? Почему ты не как все остальные? Почему ты знаешь все? О двух реальностях.
- Знаю все об этой я из личных наблюдений и из былого опыта перемещений. Не как все остальные - потому что я из той, из настоящей реальности. А не из этого вымысла. А почему я именно оттуда - спроси у себя сам. Говоришь, это - измерение твоих желаний?
- Да, - ответил слава. - Но я не хотел, чтобы менялся ты. Я понял! Понял, почему ты оттуда!
- То-то же. А сейчас - ка пожелай чего-нибудь поинтереснее супа.
Отец и сын вкусно поужинали прекрасным стейком из мраморной говядины с тушеными овощами.
- А как назад - то вернуться? - Спросил сын после трапезы.
- Жди, пока ковер не откроется.
- А сколько ждать?
- На нем написано должно быть.
Столь простой ответ удивил славу. Он притащенный батей ковер осмотрел. Да, с изнаночной стороны висела бирка "5000".
- У, пять тысяч минут! Сколько это в часах? Что-то около восьмидесяти? Прекрасно. Несколько дней можно пожить. Я буду очень рад.
В голове вновь завертелись мысли о Тане, о мести Ерохину.
- Нет, сын. Нельзя пожить, - разочарованно произнес батя. Он на него с диким отчаянием посмотрел.
- Что не так?
- Через сутки ты исчезнешь. Исчезнешь навсегда. Такое бывает, но крайне редко. Мой отец, твой дед, растворился в пространстве из-за этого.
Что-то резко внутри славы оборвалось. Какая-то ниточка радости, одиноко вплетенная в твою черную жизнь, вдруг разорвалась и исчезла.
- И что же делать.
Оставалось ждать смертного часа. Назад пути нет. Никаких выходов. Насладиться существованием здесь нельзя. Через несколько часов слава стал ощущать адскую боль в ногах. Они исчезали. Со страшной скоростью тело в пыль превращалось. Вот она, гибель.
- Слава! Слава, мать твою! Вставай, давай! Я тебе три часа назад сказала, чтобы ты вставал и шел выбивать ковры! А ты уснул! Ишь ты! Он!спит Он!устал А мать не устала! Мать же железная!
Он глаза продрал. На ногах его сидела мать.
- Мам, слезь с ног, мне больно.
Вдруг ее скандал сменился безудержными нежностями в адрес измученного Славушки, которому она отдавила ноги. И тут же начался еще один скандал в адрес безалаберного сына, который ничего не делает, кроме как сидит в "Комплюхтере" и оскорбляет мать, поправившуюся на пару килограмм лишь из-за беременности таким остолопом.
- Если б не ты, я могла бы сейчас красавицей писаной быть!
- Да ты и так красивая.
Женщина растаяла.
- Ой, да ладно тебе, Славушка. Иди вон, я тебе там завтрак приготовила. И ковры, обязательно выбей ковры!
У входа в комнату славы три тканевых свертка лежали. Взяв в руки самый большой, он развернул его. В середине ковра был серый гель.
- Так это был не сон! - Прошептал Сычев - младший.
- Сон, - ответил его отец, появившийся ниоткуда, похлопав его по плечу. - Но кто сказал, что сны не бывают реальностью?
Он прошел через серую массу и исчез. Заглянув туда, слава увидел огромный склад трав, по которому бегал отец в пьяном угаре и искал лучшие образцы растений. Мать начала искать отца, который вскоре вернулся. Слава в последний раз на ковер глянул. В тот же день батя, взяв сына, сжег палас за городом. "Лучше Ценить то, что у Тебя Есть, Сынок, а не Гнаться за Пустыми Идеалами, Преследуемым Смертью", - произнес отец. - Да, пожалуй.