О, вещая моя печаль, о, тихая моя свобода.

В детстве никто мне на рассказал про него, и в юности я не познакомилась с богом. Куда там! Всю исчерпывающую полноту сведений о нём я получила из книжки Лео таксиля "Забавная Библия", книжки, где автор потешался над несуразностями ветхого завета, и из рисунков проказника бидструпа на ту же тему.

Никаких книг религиозного содержания у нас в доме завестись не могло, Достоевский с его "Легендой о Великом Инквизиторе" в школе не котировался, а роман Пастернака к тому времени уже никто не читал, но все осуждали. Да мне и по фигу было. Я увлекалась Стругацкими, но по малолетству и у них бога не раскусила.
Я росла в захолустном промышленном посёлке, где, не смотря на его давнюю историю, не было церкви, хотя располагался он недалеко от насыщенного церковной жизнью и даже известного центра старообрядчества - Боровска. Впервые ермолино упомянуто царём Борисом Годуновым, но купцы строили здесь мануфактуры, поставляя ткани на азиатские рынки наравне с английскими, а не церкви.

Ближайшая разрушенная церковь была в соседнем селе, а действующая - ещё дальше. До них нужно было ехать на автобусе длинным окружным маршрутом, а можно было дойти пешком.
Для этого следовало пересечь весь посёлок, переправиться на другой берег реки протвы, миновать фабрику и подняться на высокий холм, откуда на дома и улицы гордо поглядывала местная больница, обойти её стороной и оказаться среди ещё одного поселения, продолжающего первое. Называлось оно русиново.

Дорога в обход руин церкви шла по высокому берегу реки, раскрывая невероятной красоты картины с убегающими вдаль полями и вьющимся руслом плавной и медлительной речушки.
Летом над рекой возводили деревянный мост, который разбухшая и ставшая стремительной и неистовой протва сносила в хлам весенним половодьем, и тогда до больницы можно было добраться на пароме, который мужики гоняли вручную, хитро цепляясь какими-то причиндалами за натянутые верёвки.
А дальше дорога приводила к изумительному виду на Пафнутьев - Боровский монастырь, где в те времена, когда мой дед выбрал эти места для жительства, уже размещался сельскохозяйственный техникум. Перед ним, и далеко за ним и сохранились две действующие церквушки, куда и направлялись наши не слишком верующие соседки один - два раза в году.

Мои родители были ни разу не местные, так же как и дед с бабкой, оказавшиеся здесь после войны. Тогда многие оказались там, где сроду не собирались жить.
Ёлку отец приносил из соседнего леса, пахучую, высокую, пышную. Мы украшали её всей семьёй, и поутру она выдавала нам с Иркой замечательные желанные подарки. Это был праздник новый год, и никакого рождества.
По весне соседки все же иной раз совершали рейд на пасхальное богослужение в далёкие боровские церкви, куда молодёжи было запрещено и показываться. Новый год удачно перебил душевный праздник рождества христова, а вместо пасхи в посёлке устраивалось большое массовое гулянье, приуроченное к майским праздникам. Так называемая "Массовка".
В ближайший лесок завозились буфеты, продавались сладости для детей, закуски для взрослых, звучала музыка, какие-то игры там были и скатерти - самобранки под кустиками. Выходил весь наличный состав ткацкой фабрики и остальные жители с детьми.
Мои родители не ходили ни в церковь, ни на массовку. Нас с сестрой возили на ёлку в Лужники, на балеты и в музеи. В балетах христианская тематика не просматривалась, а в живописи я быстро и не без помощи школьной программы запомнила множество сюжетов типа "Сельский Крестный ход на Пасху" Перова и репинский "отказ от исповеди". Позже выяснилось, что работы эти и назывались иначе, и рассказывали не о том, что им приписывалось, а ровно наоборот.
Икону я вообще не принимала за искусство, хотя с детства влюбилась в проникновенный очи ангела златые власы и сильно побаивалась попадаться под ярое око спаса. Дальнейшее знакомство с мировой живописью все же привело к целому списку вопросов без ответов. Задать их было некому, в том числе и в церкви.
О мастере и Маргарите я впервые услышала в школе, тогда же увидела рисунки ниди рушевой и моей знакомой художницы - боровчанки Людмилы Киселёвой. Потом прочитала. А на нашей с мужем первой съёмной квартире нашла новый завет 1904 года издания в жалком состоянии. Я присвоила его.
Текст мне всё открыл. И то, что я поняла, и то, что пока пряталось в тумане до времени. Я не знала молитв, не ходила в церковь, не была крещена, но я узнала и полюбила Христа.
В детстве вторая моя бабушка на летних каникулах в Белоруссии отвела меня в церковь и оставила на минутку, чтобы привести батюшку. Моё крещение предполагалось. Я, заглянув туда, где пылали свечи и раздавались странные заунывные песнопения, устроила такую истерику, что черти в аду явно поимели праздник. Обряд не состоялся. Крестилась я поздно и в здравом уме, уже за сорок.
Бога я побаивалась, а к Христу относилась с сочувствием. Церковь меня не принимала, не знаю почему. Меня в неё провела совершенно случайно умная и действительно верующая женщина. Видимо, господь понял, что напрямую его адепты меня не пропустят. Он а к богу меня пропустил сам. Он же видел мои поиски.
Когда получилась выехать заграницу, одна из первых поездок была в израиль. Там было много чудес, но я расскажу об одном. В Вифлееме, когда я снимала интерьер церкви, на фото увидела луч, льющийся с неба в центр храма. Без камеры я его не видела, а в объективе он был.
Думаю, что это была некая оптическая иллюзия, но она была явлена мне однажды, именно в этом месте, и даже попала на снимок, который муж сделал с фотоаппарата. Но мне не надо глядеть на него, чтобы помнить о чуде. Потому что их было полно в моей жизни, как я теперь понимаю.
Однако, я ещё долго не могла попасть в унисон с другими христианами, даже посещая время от времени церкви. К причастию меня, как правило, не допускали, а однажды даже в исповеди отказали. Черти радовались в аду неустанно за меня.
Однажды я собрала все силы в кулак и обратилась к иконе богородицы с просьбой. Собственно, их было две, и одна из них касалась моего маловерия. Не прошло и месяца, как обе были удовлетворены. И я накал гордыни на покой смирения сменила.
Путь к храму долог и тернист. И я всё ещё побаиваюсь бога, так же как побаивалась в детстве, когда мама писала в пасхальную ночь доклад по атеизму в университете марксизма - ленинизама - что-то мне было жутковато.
Но теперь я знаю и младенца, чьё рождение мы в эти дни празднуем. Младенца, который принёс в этот мир смысл и указал путь. Младенца, перед которым склонили голову люди и звери, пастухи и цари, маги и волшебники. Младенца, чьим рождением воссиял свет разума, и на которого указала звезда Востока. Однажды я спросила ту женщину: "что даёт тебе Вера? Она ответила: "Свободу". С рождеством христовым!