Город и бессознательное.

Мы знаем, - мы помним, - что город - творение человеческое. Кровью и потом рабочего, пробивною силой разума архитектора: двигаются холмы, осушаются топи, смешиваются бетон и стекло, а внутри - зацветает сама жизнь, мир интерьеров и обжитых районов. Мы остаемся дома, мы прибываем на работу, мы отдыхаем в парках и мы едем по дорогам. Мы - я или ты. Но сегодня я хочу спросить у самого города - что есть ты такое? К чему все эти стены, зачем протянулись пути? Кто воздвиг тебя? Люди? И да, и нет
. Природа? И да, и нет.

Усевшись в кресло в углу комнаты, я наблюдаю мирок своей квартиры. Я ли создал собственный быт? И да, и нет. Я сложил и смешал, поставил и прикрутил, обнаружил нечто ( "Обстановку"), как будто созданное мною ("обставил"), но я лишь воспользовался когда-то произведенным. Произведенным кем-то? И да, и нет. Мой шкаф или компьютер были собраны благодаря схемам и патентам конкретных предприятий, как и арка или балкон, которые были сложены по чертежам определенного инженера, а чертежи и схемы - отлиты временем и поколениями, традициями и экономическими системами; они никогда не фокусируются на самом объекте, - подоконнике или шкафе, - но на очередной модели и сингулярном знаке вещей - "Капитал", "технология", "дизайн". Обозреваемое пространство начинает пугать. Где же тот демиург, тот субъект, я - творец, начальная точка отчета блага, этого городского блага? За что нам стоит уцепиться, где найти творящий атом? Он ускользает, он выпадает из обозримой структуры отношений, становится по ту сторону самого акта производства, он кристаллизуется как чистая умозрительность, абстракция, предположение ad hoc. Общество, социум, единый организм. Так ли это? И да, и нет. Сеть людей - котел комбинаций и рекомендаций, груда репрезентаций и цитаций, которым не видать ни начала, ни конца. Я или ты - касаемся вещей, но ничего не создаем, только толкаем. Вещи рождаются будто сами по себе, наедине с собой, в темноте и без нашего взгляда. Мы натыкаемся на них позже (озарение), они путаюся где-то рядом, мы сжимаем их телом толпы, придавая тем самым им форму. Толчея: наша суматоха, спешка и нужда, где, конечно, никогда до конца не ясно, что же нам нужно и чего ради весь шум. Удар царского кулака, топот начальников, хлыст кнута древнего деспота - казалось бы, до чрева города можно вот-вот дотянуться, вот оно - солнце, испускающие лучи, ведь рядом - отцовское слово, устанавливающее закон, договор, общественное. Только подумав об этом, мы разжимаем пальцы кулака, а там - пустота. Договор? Скорее консенсус, который всегда готов измениться, где закон - окаменелый фантазм.

Субъект социального есть, но к городу, как это ни странно, он не имеет никакого отношения. Город - совокупность обозримых артефактов неясного происхождения, подкинутыми нам кем-то другим. Подкинутыми? Сваленными на нас, брошенными в лицо или деликатно поднесенными - в общем, передвинутыми в наше поле зрения. Мы миримся с вещами, даже отбросив их обратно - ощущая след в глубине. Живя вопреки городскому, мы пользуемся им, чтобы найти истину, которая постоянно маячит и манит за пределами. Среда подчинилась нам, а мы подчинились ей. Тут стоит одернуть себя - мы вновь призываем демиурга, ведь мы заговорили о власти - кто есть чей собственник и кто выполняет чью волю. Удобно, не спорю, но тщетно: циркуляция каузальности, то есть проговаривание причин и следствий, не подкинет нам истины, а лишь вновь обслужит наше желание в виде подходящего симптома.

Самое очевидное, самое повседневное и самое привычное - воспоминание о родительском доме, вид из окна, всё то, что вы ежедневно встречаете только проснувшись - предельно непознанное и темное. Овеществленная речь - речь толпы, шум рыночной площади, - бессознательные структуризации реальности. Мы производим пелену "Реальности" по бесконечному кругу означающих, чтобы не наткнуться на реальное - на трещины и разрывы в собственном монологе. Город испещрен вакуумом несоциального, некой плотностью, которая и создает скелет инфраструктуры. Функциональные структуры города - слепые зоны, где нечто окончательно выталкивается из символического порядка, из нашего воображаемого. Сливные механизмы унитазов, заброшенные внутренности коммуникаций, все эти швы городской текстуальности, которые обжиты теми, кто и не способен видеть сам город - крысами и тараканами. Эта мерзость ползет сквозь жилища и чует лишь вещества, а не наши интерьеры и сети. Вещества, которые были смешаны и оказались заброшены там или сям - в составе нашей пищи или внутри отделки дома. И тут тараканы да крысы сливаются с той темнотой, которая и производит город: ночные животные, которые обитают в лакунах городской реальности. Появляется ли канализация, чтобы обслужить здание или здание еле успевает появиться, чтобы скрыть канализацию, то есть и остальную заботу о благе, закулисье благостного быта несуществующего субъекта общества? Ныне уже не разобраться, но мы уже ощущаем то напряжение, которое намагничивает и двигает все перечисленные вещи.

Итак, город - продукт бессознательного. Город, как живая сеть, как и живая речь, производит свою симптоматику: рекламные щиты, детские площадки, гигантские кубы мегацентров, захудалость шиномонтажки на окраине. Мы ежедневно артикулируем некую урбанистическую субстанцию, этос городской жизни, и делаем это посредством случайных предметов и схем, которые были заранее предоставлены нам молчаливым другим. Но эта артикуляция происходит постольку, поскольку мы неспособны иначе подступиться к собственному желанию, ибо оно есть настоящий фокус любой нашей деятельности: желать, чтобы желать. Город вырабатывается, оседает и слоится в этом возвращении, он выдавливается, чтобы в каждый следующий миг переоткрываться мною и тут же растворяться в моей фантазии о нем. Город всегда ретроспективен, историчен, удобен для прогулки, то есть для скольжения по поверхности городской полости всякого смысла и функции. Город - сборка, перманентно собирающаяся и склеивающаяся благодаря моей памяти, моим представлениям и речи другого, из подручных средств и материалов: книг и кино, фотографий и рассказов очевидцев. Конструктор отдельных миров, - кофеен, университетов, больниц, - то дробит реальность, то сплющивает и уплотняет её в единый монолит. Нет города, но есть множество пластичных паттернов и габитусов человеческого, которые воспроизводя себя вытесывают и вымывают в земной коре узоры - мир логистики, торговли, "Благоустройства". Тем не менее, город не является ни итогом, ни замыслом, ни целью и ни проектом чего и кого-либо, но это след усердия случайных тел, скопившихся и забывшихся здесь. Нам оказывают "Услуги", но поскольку мы обеспечиваем "прибыль", мы получаем "доход", но постольку отдаем своё время чему-то, что могло бы нам никогда и не подвернуться. Цепляясь, кружась, отвлекаясь и не находя покоя, городская среда возникает и структурируется независимо от меня или тебя, и точно уж не благодаря мифическому демиургу социальной закономерности, но следуя превратностям бифуркациям человеческого, которые производят нас по ту сторону социального.